Quia sanguinem sanctorum et prophetarum effuderunt, et sanguinem eis dedisti bibere : digni enim sunt. (Rev. 16:6)
Сегодня я случайно взглянул на небо: мой взгляд приковали низко висящие над городом грозовые облака. Сверху они были светлыми, будто первые пёрышки на теле птенца, а снизу - какого-то свинцового цвета, из тёмно-серого отдающего в медный. Я посмотрел на них полминуты, и в голове как-то сама собой пронеслась мысль о том, как было бы, наверное, неприятно, если вся эта тяжёлая громада решит вдруг рухнуть вниз, на головы спешащих по своим делам людей. Не знаю, откуда взялась эта мысль, но точно помню, что переросла она в некий первобытный страх, ужас перед величием и грозностью мира, в котором мы, маленькие смертные двуногие твари, - ни что иное, как паразиты, живущие на теле своего носителя. Как это легко - ррраз! - и нет паразита. В таком разрезе все наши конфликты и убеждения, весь национализм, традиции, моды, творчество и вообще всё теряет смысл. Всё умрёт, а мир будет жить дальше, шаг за шагом эволюционируя во что-то новое, доселе невиданное. Для нас это миллионы лет, которые человечество - если и проживёт - не заметит. Лишь обернутся на прошлое историки и археологи, воскликнут: "Какие забавные эти доисторические люди!", а вселенная и их сотрёт в порошок, расчищая плацдарм для нового витка эволюции. Лишь она может смотреть вперёд и видеть, к чему сама стремиться. Нам же, паразитам на ее теле, это ведомо быть не может.

Обычно подобные мысли блокируются мною быстро, но на сей раз годами доведённая до совершенства техника зашторивания сознания от тяжёлых раздумий дала сбой. Я погрузился в размышления и даже не заметил, как пыль, сдёрнутая проезжающим мимо меня автомобилем с того места, где ещё вчера лежал асфальт (который сегодня благополучно сняли), неприятно впилась в моё лицо. Я нечасто смотрю на небо. Боюсь этих мыслей. Наверное, это должно меня как-то характеризовать.